воскресенье, 21 октября 2012
читать дальше
- Белый Шаман, значит?
- В том смысле, что не индеец.
- Ах, вот оно, что! Франкенштейн, похоже, я не знаком с изрядной частью твоей биографии!
- Дело было в конце 19-го столетия, когда я путешествовал по Новому Свету в погоне за древними индейскими премудростями. Там мы и познакомились с Билли. Кид, может, сам расскажешь? У тебя это всегда получалось лучше.
- Так уж и лучше! Впрочем… почему бы и нет?
***
К моменту нашей встречи я был озлобленным, затравленным сукиным сыном, изрядно подрастерявшим уверенность в собственной безнаказанности. Сколотить постоянную банду не удавалось: большинство моих прежних сообщников были мертвы, а кое-кто скрывался от закона, не желая возвращаться к активной преступной деятельности. Я сделал, было, попытку последовать их примеру, но дурная репутация тенью преследовала меня повсюду. Более того, поговаривали, что Патрик Гаррет, тот самый Пэтси, которого я, вопреки здравому смыслу, считал едва ли не братом, вовсю кокетничает с Законом и готов начать охоту за моей головой.
Вероятно, поэтому, услыхав от случайных подельщиков о странном месте в горах, где, якобы, поселилось какое-то невероятно могущественное и опасное существо, я ввязался в то нелепое пари. Поговаривали, что в горах обитает сам дьявол, что он знается с индейцами из соседней резервации, и те окрестили его Белым Шаманом. Что всякий, кто приблизится к его логову, умирает страшной смертью, и недавно в том жутком месте полёг целый отряд, присланный из Линкольна. На деле «отряд» представлял собою полсотни подвыпивших идиотов, решивших вволю поразвлечься в резервации. Тем не менее, я отлично понимал, что справиться с такой бандой не под силу обычному человеку.
И я подумал: «Если мне всё равно пропадать, так не лучше ли прямо сунуться в лапы повелителя преисподней, чем словить пулю от бывшего друга?»
Вот так и получилось, что одной из непогожих беззвёздных ночей я оказался в вышеописанном гиблом месте, вооруженный парой верных пистолетов, остатками самомнения и отчаянной решимостью если и сдохнуть, то с блеском.
Мне это почти удалось. Причём, сначала я едва не умер от удивления, когда, вопреки ожиданиям, беспрепятственно забрался в хижину, где обитало «исчадие ада».
Это место я не смог бы сравнить ни с чем, виденным мною прежде! Открывшееся моим глазам напоминало лабораторию алхимика, обиталище шамана и гостиную богатого сибарита одновременно! Я ошарашено застыл посреди всей этой разномастной утвари, совершенно позабыв нехитрый принцип грабителей: «Мало войти и забрать: сумей выйти!»
Вот выйти-то мне, как раз, и не дали. Я был настолько потрясён увиденным, что негромкое «Добрый вечер, мистер Кид!», прозвучавшее за моей спиной, для меня было равносильно внезапному раскату грома.
Я обернулся и трижды выстрелил. На что - на что, а на быстроту реакции пожаловаться я не мог никогда! Правда, не слишком-то любил стрелять в безоружных. Не то чтобы я был как-то особенно благороден, просто нет в этом никакой удали: убивать тех, кто не может ответить. Однако на сей раз мне было не до рассуждений: что-то в тоне вошедшего заставило мой инстинкт самосохранения взвыть дурным голосом и вскинуть пистолет.
Хозяин хижины, как мне показалось, прижал руку к груди, но мгновением позже отнял её и… продемонстрировал мне три пули, лежащие на его раскрытой ладони.
Стоит ли говорить, что с этого момента я потерял всякую надежду выжить? Но вновь ошибся!
Удивительный субъект аккуратно высыпал на край стола пули, которые должны были его убить, и, грациозно опустившись в кресло, указал мне на свободный стул.
- Ищете приключений, мистер Кид? – поинтересовался он, усмехнувшись уголками губ. – Не хотите ли поучаствовать в авантюре, которая развлечёт Вас куда больше, чем проникновение на чужую территорию без определённых целей?
Вот так. Только что я стрелял в человека, а он, вместо того, чтобы корчиться в агонии, обращается ко мне с деловым предложением! Впрочем, я не слишком обольщался на предмет наличия у меня выбора. Не смотря на безмерное удивление и не отпускавший меня суеверный ужас, я довольно отчётливо понимал, что меня попросту заманили в ловушку, и эта встреча – результат вовсе не моей инициативы!
Поэтому я не стал ни торговаться, ни искать пути к отступлению. Всеми силами пытаясь скопировать невозмутимую небрежность, с которой разговаривал мой собеседник, я поинтересовался, что же, собственно, требуется от меня.
- Ваши навыки, мистер Кид, - отвечал он и обернулся, дабы полюбоваться вскрытым дверным замком. Нехитрый фокус, учитывая, что мне наверняка просто позволили войти.
– Вы угадали: если бы я не желал принимать гостей, никто не проник бы сюда живым, даже такой ловкий парень, как Вы.
Здесь он одобрительно усмехнулся, а я не без досады ощутил, насколько польстил мне этот вскользь оброненный комплимент. Меня ещё ни разу не признавал ловким парнем тип, способный поймать налету три пули. В иной обстановке я бы немедленно задрал нос!
- Выпьете? – на столе появились два изящных бокала, а затем и бутыль вина, о стоимости которого я мог только смутно догадываться. – В дальнейшем Вам понадобится ясная голова, но сегодня немного алкоголя не повредит.
Он был прав: хаос в моей голове грозил вступить в конфликт с остатками здравого смысла и одержать победу за явным преимуществом!
Когда я осушил бокал (вино было превосходным, хотя оценить его по достоинству я в ту пору вряд ли был способен), гостеприимный хозяин приступил к изложению своего плана.
Оказывается, он прибыл в Америку с определёнными целями: отыскать несколько старинных артефактов, похищенных мародёрами из древних захоронений сгинувших племён. Ну или почти сгинувших! Слухи о том, что мой новый знакомый приятельствует с индейцами, оказались истинной правдой.
Я был потрясён его словами: привыкнув считать краснокожих чем-то средним между людьми и скотом, я и представить себе не мог, что подобное существо может интересоваться какими-то безделушками, которые те кладут в могилы к своим покойникам!
Тем временем, прояснялась моя роль в данной истории. Разумеется, богатый европейский джентльмен не желал марать руки, забираясь в кладовые осквернителей гробниц. Проделывать это предстояло мне, он же брал на себя все прочие организационные вопросы.
Тут я, наконец-то, перестал изображать благодарного слушателя и поинтересовался:
- А где гарантия, что, едва все ценности окажутся у Вас в руках, Вы попросту не сдадите меня шерифу? У него есть ко мне пара вопросов, ответы на которые вполне способны избавить Вас от моего общества навсегда!
Он спокойно выдержал мой взгляд.
- Очень рад, что Вы задали этот вопрос, мистер Кид! Если бы Вы предпочли безропотно согласиться, пожалуй, я решил бы, что переоценил вашу смекалку и наглость. Должен Вас разочаровать: гарантией послужит моё слово чести. Понимаю, данная монета не слишком-то в ходу в этих краях. Решать Вам. Вы можете беспрепятственно покинуть моё жилище, а дальше у Вас есть два пути. Возвращайтесь к собутыльникам, перескажите им подробности нашей встречи, получите (или не получите, в зависимости от степени их опьянения) свои несколько долларов за выигранное пари и продолжайте жить в бегах. Либо умолчите о нашем разговоре и возвращайтесь сюда на рассвете: я намерен приступить к осуществлению планов немедленно, однако, нам понадобится пара дней подготовки. Когда же мы исполним задуманное, перед Вами откроются совершенно иные горизонты. Вы сможете уехать из этого дикого края и начать другую, достойную жизнь, для которой подходите гораздо больше!
Угадайте: который из вариантов я предпочёл?
Я не стану сейчас углубляться в подробности наших приключений. Скажу лишь, что, за несколько месяцев охоты за утраченными артефактами, мне ни разу не довелось пожалеть о принятом решении. И дело вовсе не в том, что мне так уж нравилось обчищать тайники – подобная работёнка не являлась для меня чем-то новым, за годы практики превратившись почти в рутину.
- Если ты хочешь стать другим человеком, начинать нужно сейчас, - сказал мне Франкенштейн после первой же успешной вылазки. – Я сдержу слово, хорошо заплачу тебе за работу и помогу уехать, куда пожелаешь. Но, чтобы окружающий мир открылся тебе во всём своём многообразии, нужно иметь в кармане связку ключей. Этими ключами являются знания.
Ты виртуозно стреляешь с обеих рук, читаешь и запутываешь следы, можешь справиться со взбесившейся лошадью и незаметно забраться в хорошо охраняемое жилище. Все эти навыки похвальны и, безусловно, не раз пригождались тебе здесь. Но кем ты будешь там, куда так стремишься отправиться? Солдатом? Ты никогда не научишься ходить в строю. Наёмным убийцей? Опасная и прибыльная работёнка, подошла бы парню с твоими данными, но… стоит ли начинать новую жизнь в другом месте лишь для того, чтобы продолжать убивать людей ради денег?
Его слова заставили меня крепко задуматься. Я действительно устал существовать вне закона, но прежде у меня не было повода прикинуть: а кем ещё я мог бы стать в этой жизни?
Мои сообщники всегда считали меня очень образованным человеком. Ещё бы: в нашей среде грамотным считался тот, кто мог почти без ошибок написать собственное имя, я же бегло читал газетные статьи о наших сомнительных подвигах и запросто мог нацарапать какую-нибудь весёлую похабщину на дверях ограбленного банка.
Теперь же я почувствовал себя существом, с которым любил сравнивать недалёких людей мой новый знакомый. Но в моём лице Франкенштейн обрёл весьма необычную «амебу»! Где-то глубоко, в не избалованном разнообразием впечатлений мозгу, уже зародилась неистовая, радостная жажда новых знаний. Я вовремя сообразил, что мой 20-летний жизненный опыт и глубокая уверенность в том, что в жизни для меня не осталось ничего нового, это не более чем дремучая глупость юнца, родившегося на помойке и привыкшего наблюдать мир сквозь мутное стекло собственных о нём представлений.
Так из наёмного воришки я превратился в ученика. Я впитывал знания, как губка, читал ночами, делая исключения лишь перед очередной вылазкой, чтобы как следует выспаться.
Франкенштейн, кажется, сам не ожидал подобного эффекта, а я словно сорвался с цепи. Мир, о котором говорил мой наставник, начал открываться мне ещё до того, как я получил возможность воочию оценить его многообразие.
Так продолжалось до тех пор, пока одним хмурым утром я не застал Франкенштейна в самом дурном расположении духа.
- Мне придётся срочно вернуться в Европу, Билли! - сказал он мне. – Мой друг в опасности, и я должен быть рядом. Если ты уже готов к переменам в жизни, приглашаю тебя отправиться со мной.
Я чувствовал, что узнал ещё слишком мало для того, чтобы быть готовым полностью, но, разумеется, ответил согласием, почти не задумываясь.
Однако злодейка Судьба уже складывала пальцы одной руки в увесистый кукиш, а другой рукой цепляла серебряную звезду шерифа на грудь моего бывшего приятеля Гаррета…
Патрик начал с того, что арестовал и бросил в тюрьму фермера, некоторое время назад укрывавшего у себя остатки нашей банды. Даже если бедняге удалось бы дожить до суда, сомнений в том, каков будет приговор, не оставалось. А через день в той же тюрьме оказался ещё один наш с Пэтси бывший знакомый, деятельно помогавший нам угонять стада и грабить почтовые дилижансы.
Я прекрасно понимал состояние Франкенштейна и сказал ему в день отъезда:
- Не думайте обо мне. Отправляйтесь в Европу один, вызволяйте своего друга, я же буду вызволять своих.
Он щедро заплатил мне за работу, а перед расставанием пристально, с тревогой посмотрел в глаза. Казалось, что его терзают дурные предчувствия, однако он предпочёл оставить их при себе. Впрочем, я и так догадывался, о чём он размышляет. Нет более опасного служителя закона, чем бывший преступник. Гаррет знал всех, с кем мне доводилось иметь дело, а также неплохо представлял мои привычки. Едва ли меня можно было назвать привлекательной личностью, но одно правило, отдалённо напоминающее собственный кодекс чести, у меня было: не бросать в беде тех, кто когда-то оказал мне бескорыстную помощь.
Простившись с Франкенштейном, я принялся за претворение этого правила в жизнь. Но, вместо того, чтобы вызволить своих приятелей, оказался в тюрьме сам! Вновь не буду вдаваться в подробности, но через некоторое время мне удалось бежать, прихватив с собой товарищей по несчастью.
Поначалу всё шло неплохо, если считать, что преступником в бегах быть всё же лучше, чем законно повешенным. Оба моих приятеля придерживались именно такой точки зрения, а значит, мои старания не пропали даром. С фермером мы простились в небольшой деревеньке на границе с Мексикой. Дальше, в условиях непрекращающейся погони, он пробираться не пожелал и, насколько мне известно, сумел-таки затеряться среди местных жителей и исчезнуть из поля зрения шерифа. Уже вдвоём, мы продолжили попытки добраться до границы.
Неделю спустя люди нового шерифа устроили на нас засаду… Мы вырвались, но повезло только мне: пущенная вслед пуля настигла моего друга. Какое-то время он держался в седле, но глубокой ночью скончался от раны.
Я остался один, вновь озлобленный, отчаянно нуждающийся в добром совете, который негде было получить. В тот момент я особенно остро осознал, какую огромную роль играл в моей жизни человек, столь недавно в ней появившийся! Он рассказывал мне, что и сам когда-то был жестоким изгоем. Учил, что добро и великодушие – не пустые слова, выдуманные авторами приключенческих романов. Что не бывает безвыходных ситуаций, бывают апатия и бессилие. Я слушал – и всей душой, каждой молекулой своего мозга мечтал однажды (очень не скоро, разумеется) стать хоть немного похожим на него. Уезжая, Франкенштейн сказал, что я могу называть его братом. Подарка дороже мне не делал никто и никогда.
Кровь – это жидкость, которая переносит кислород и питательные вещества по организму. Родство – нечто совсем иное, и я молился ночами обступившему меня пространству, надеясь, что хоть какая-то Высшая Сила услышит мой призыв. Молился, чтобы мой брат вышел живым из поджидавших его переделок и однажды вновь оказался рядом.
Увы, но рядом рыскал только Гаррет со своими подчинёнными!
Голодный, смертельно усталый, я отважился искать приют в подвернувшейся мне деревеньке, населённой преимущественно мексиканцами и подобным мне сбродом. Пару дней мне казалось, что люди Гаррета прошли мимо, потеряв мой след. Однако я недооценил Пэтси: прежде отчаянно шумный, любивший эффектные погони и неоправданный риск, на сей раз Гаррет подкрался незаметно, как тень. Бледная, изворотливая тень себя прежнего.
Одно осталось неизменным: Пэтси был той грубой силой, которая сметает всё на своём пути, пока ни натолкнётся на какой-нибудь парадокс, который не в состоянии осмыслить. Вероятно, я и стал тем самым парадоксом.
Поэтому, когда его пуля вошла мне под сердце, последним, что я видел, было запоздалое раскаяние на лице шерифа!
Очнувшись, я подумал, было, что изрядно перебрал накануне. Голова была тяжёлой, по телу пробегал неприятный озноб, к тому же, отсутствовала изрядная доля воспоминаний о прошедшем дне. С трудом сев на постели, я обнаружил, что нахожусь в отлично знакомой мне хижине, однако не мог взять в толк, как сюда попал.
Хозяин хижины был дома. Франкенштейн без чувств лежал на полу, сжимая в руке амулет, ритуал использования которого прежде именовал «форменным самоубийством». Не то поднявшись, не то свалившись с кровати, я проковылял к нему и, убедившись, что мой наставник дышит, огляделся в поисках кувшина с водой. Случайно мой взгляд упал в зеркало, и я обмер, увидев, что моя рубаха залита кровью. Воспоминания прошлой ночи стремительно закружились у меня в голове, заставив схватиться за грудь… и обнаружить на коже шрам, какой оставляет недавно зажившее пулевое ранение.
Несколько минут я в полной прострации сидел на полу, затем, опомнившись, стал приводить его в чувства.
Очнувшись, Франкенштейн первым делом удостоверился в том, что мой разум в порядке, и перед ним не зомби, не жалкая пародия на человеческое существо, а я сам.
Выяснилось, что мой друг вернулся за день до того, как я столь неосторожно попался Пэтси. Что, когда Гаррет принёс меня к дверям его хижины, я уже несколько минут был мёртв. Поскольку Франкенштейн не располагал оборудованием, необходимым для реанимации смертельно раненого пациента, он решил рискнуть. Так, уже перейдя Черту, я вновь был возвращён к жизни силами, выходящими за пределы понимания и восприятия обычного человека. Возвращён, сохранив при этом свою душу, оставшись тем же парнем, что был прежде, и, всё же, став совершенно иным существом.
Вероятно, именно поэтому я и сумел распознать проклятый кинжал, с которым этот ваш одержимый мальчишка бросился на Франкенштейна. Такой страничкой в биографии действительно мало кто может похвастаться!
Собственно, на этом мой рассказ окончен. Добавлю только, что мы, не мешкая, покинули Новый Свет, оставив в хижине охотничий нож, который когда-то подарил мне Пэтси. Нехитрое послание, понятное ему одному. Я рассудил, что Гаррет имеет право знать, что я выжил. А дальше… дальше был весь мир!